Кто бы спорил, перемены неизбежны. Хотя уже выросло целое поколение россиян, для которых неизменно одно: во главе России твёрдо стоит Владимир Путин, как бы ни называлась его должность. И даже если он когда-то по собственной воле оставит президентский пост, ничего не изменится. Во главе России будет всё так же твёрдо стоять всё тот же Национальный Лидер.
Хотя меняется и он. Причём шокирующие изменения произошли за очень короткое время.
Меньше, чем за год, Путин превратился из умеренно-авторитарного лидера в жёстко авторитарного правителя, частично даже диктатора. Во-первых, на протяжении всего года мы имели возможность наблюдать, как разного рода ограничения, затрагивающие фундаментальные права и свободы и при этом не предусмотренные никакими законами, явочным порядком вводятся по всей стране росчерками пера исполнительной власти. Масочный режим, перчаточный режим, пропуска на выход из дома, QR-коды на поездки даже на личном транспорте…
Во-вторых, не связанный вообще никакими конституционными нормами тотальный разгром, если не сказать погром всей несистемной оппозиции. Начиная с крайне сомнительной истории с «отравлением» её лидера и продолжая, но не заканчивая административным и уголовным преследованием всех причастных к оппозиционным структурам.
А на очереди – поражение в правах даже сочувствующих: см. законопроект о запрете выдвигаться в органы представительной власти всем, кто имел хотя бы один финансовый конетакт с организацией, признанной иноагентом, даже за три года до такого признания.
В-третьих, переход к тотальным репрессиям против несогласных. Теперь органы не только сурово карают всех задержанных на несанкционированных митингах, но и приходят постфактум к выявленным их участникам. При том, что сама практика такого выявления – по городским камерам наблюдения и системам распознавания лиц – никак не узаконена вообще.
Тем самым режим пытается утвердить окончательный запрет на свободу собраний, тогда как свобода людей выходить на митинги и демонстрации является одним из фундаментальных прав человека. Криминализация, то есть, приравнивание к уголовному преступлению конституционного права собираться мирно без оружия является важнейшим признаком диктатуры, отличающим ее от мягкого авторитарного режима.
Впрочем у всего есть и своя цена. Экономическая в том числе.
И беда в том, что неизбирательное расширение репрессий – это не просто борьба с расплывчатым кругом людей, активистов и участников митингов, как можно подумать.
Это всегда системное событие, ведущее к деградации широкого фронта общественных, социальных и государственных институтов и практик.
Попытка запретить инакомыслие и публичную оппозицию требует расширенного политического контроля в разных сферах жизни – в образовании, науке, управленческих практиках, даже в экономической экспертизе, как ни парадоксально. Потому что всё начинает стремительно политизироваться. Такой парадокс…
Деградация образования и науки будет проявляться в чистках в вузах и учреждениях науки и культуры – они уже начались. Но дело не только в уволенных, но и в оставшихся. Их судьба – это жизнь в условиях параноидальной подозрительности начальства, проверок, запретов, ограничений. Максимальные шансы выжить будут у худших, а лучшие должны будут мимикрировать в той или иной степени, чтобы сохраниться.
Если суд и полиция используются для выдумывания правонарушений, то они хуже работают для защиты граждан и бизнеса. Если газета закрывается за то, что раскрыла какие-то данные про условного Сечина, то, значит, про следующее воровство написано будет меньше, а украдено больше.
Если сотрудники ФСБ занимаются войной с политической оппозицией, то они хуже борются с реальными угрозами безопасности страны. Если министром назначают человека, который игнорирует мнение экспертов, потому что ему не близки их политические взгляды, то всё министерство работает хуже. И так на каждом уровне.
Если увольнения и преследования сделать массовыми, то каждый минус от одного действия нужно умножать на число людей, которых это затронуло. И затронуло не только напрямую. Журналист, который испугался написать о коррупции – это украденные у общества деньги. Чиновник, который испугался не согласиться с начальником – это дополнительные потери.
Да, экономика может функционировать и во время политических репрессий. Например, в 1930-е в СССР или в Китае в 1990-е. Но на место каждого репрессированного приезжало пять человек из деревни. Сейчас никакого подобного ресурса нет, а потому репрессии прямо наносят существенный ущерб народному хозяйству, отправляя экономику в многолетнюю стагнацию на грани спада.
Иными словами, российский ВВП при сохранении условно-либеральной или даже мягко авторитарной тенденуии во внутренней политике мог бы уже к середине-концу 2020-х гг. достичь германского: цены на нефть позволяют. Но он в итоге окажется кратно меньше – со всем последствиями для доходов, зарплат и занятости.
Такова цена цементирования власти Путина. Цена его шокирующего превращения…
Свежие комментарии